Там, где нас нет. Время Оно. Кого за смертью посыл - Страница 2

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Да только кто их слушать будет, девятых–то с десятыми!

Тут, за столом, Жупел и начал княжить над Многоборьем – сперва незаметно, потихоньку, а потом и в полный разворот, так что стало тошно даже непривередливым кикиморам, а бесстрашные по причине размеров и глупости братья–великаны Валигора, Валидуб и Валидол, когда им рассказывали о деяниях князеньки, покрывались пупырышками величиной с голову младенца.

…Позже на этом самом постоялом дворе один приблудившийся мудрец–шатун выслушал повесть о чудесном обретении князя из зацветшей лужи, задумался и объявил, что, мол, таков, в сущности, генезис любой власти. За это незнакомое, противное уму и слуху слово его стали было бить, но ошиблись и просто напоили.

Жупел, прослышав от мгновенно расплодившихся ябедников про мудреца–шатуна, разгневался и приказал считать, что это сам Громовник, пролетая над Многоборьем, изронил свое живоносное семя в лоно Матери – Сырой Земли, отчего она и понесла на радость людям. Старики засомневались: зачем бы такому почтенному богу тешить себя в небе на сухую руку, когда ему рада любая туча? Но старики как–то быстро перемерли, а князь велел сложить про себя в народе песню с такими словами:

Мы видали все на свете, Кроме нашего вождя, Ибо знают даже дети, Что вождя видать нельзя!

И далее в том же духе. С этой песней многоборцы стали ходить в походы на соседей. А соседей было множество:

и проворные стрекачи;

и осмотрительные сандвичи, носившие щит не только на груди, но и на спине;

и неутомимые толкачи; и говорливые спичи;

и суровые завучи;

и вечно простуженные сморкачи;

и разгульные спотыкачи;

и сильно грамотные светочи;

и пламенные кумачи;

и гораздые лечить скотину ветврачи;

и гордые головане;

и твердые чурбане;

и расчетливые чистогане;

и веселые бонвиване;

и трудолюбивые котловане;

и рудознатцы–колчедане;

и рыболовы–лабардане;

и огородники–баклажане;

и разбойные жигане;

и рассудительные старикане;

и малочисленные однополчане;

и строгие столбцы;

и разнеженные шлепанцы;

и бесчестные разведенцы;

и обстоятельные порученцы;

и хрупкие мизинцы;

и коварные жгутиконосцы;

и, наконец, шустрые мегагерцы!

Много их было, а ведь всех многоборцы при новом вожде примяли, примучили, принудили. Потому что князь Жупел первым придумал военные хитрости:

нападать без объявления брани, жечь дома и целые города вместе с обитателями, резать сонного врага на ночлеге… «Гляди–ка, так и вправду ловчее воевать!» – радовались поначалу многоборцы. Они думали, что это какое–то новое колдовство. А потом стали тяготиться и сомневаться в содеянном.

Но Жупел уже не больно в них нуждался – было на что нанять пришлых бойцов, и они не замедлили явиться со всех концов света. Послужить у Кипучей Серы считалось даже за доблесть. Он стал уже поговаривать о дальних походах – в Наглию, в Бонжурию, в Неспанию, в Дискобар, а там, глядишь, и в Кромешные Страны…

Но сперва он решил жениться. Супругу же взял не в подчиненных землях, а в заморском Грильбаре сосватал дочь старого царя Барбоза – прекрасную Апсурду. То есть это она сама звала себя прекрасной, потому что никто не решался сказать ей всю правду про ее рябое личико. Апсурда приловчилась травить ядом непочтительных, даже и ближнюю родню. Князь Жупел на всякий случай ел из ее тарелки и пил из ее кубка – и то, бывало, живот прихватывало. До чего дошло – даже зеркала боялись отразить ее в подлинном виде, угодливо изгибались и лепили, как могли, красавицу. А когда стала она мужней женой, Жупел сообразил, что рога у него на голове выросли как бы в задаток…

Но все равно они жили вроде голубков. Апсурда как раз и придумала наречь самую большую многоборскую деревню Столенградом – как будто у других князей города не стольные!

Дружину князь принужден был уважать и пировать с ней за одним столом. Стол был длинный – иные из княжеских доброхотов уверяли, что три версты. Три не три, но челядь валилась с ног, обнося богатырей питьем и едой.

Что уж в этот день праздновал князь Жупел – установить не получится. Убили, поди, кого–нибудь – вот и праздник. Обычное застолье, сытое и пьяное, с песнями про князя и плясками про княгиню, с прочими развлечениями.

Одно развлечение было самое главное и любимое. Его уже давно придумал княжеский старший похабник Фуфлей, и Жупел Кипучая Сера весьма одобрил, а уж как княгинюшка радовалась! А ведь проста была забава, немудряща, проще игры в стукалку. И тратиться на нее не надо было.

Вот она вся: одному из дружинников вместо полагающейся серебряной ложки подавалась деревянная.

ГЛАВА ВТОРАЯ

В холодном сумраке покоя,
Где окружили стол скамьи,
Веселье встречу я какое
В разгуле витязей семьи?

Есть с дерева считалось превеликим оскорблением для того, кто привык иметь дело с железом и железом же добывать золото. Оскорбленному оставалось в поединке отвоевать серебряную ложку у кого–нибудь из товарищей, либо наложить на себя руки от сраму, либо…

Князь довольно улыбался и старался разглядеть обиженного подслеповатыми глазами сквозь изумрудную линзу. Линза эта в свое время принадлежала самому царю Навуходоносору, и вавилонский затейник завещал ее тому, кто превзойдет его в пороках и злодействах. Награда сквозь века нашла достойного без всяких затруднений.

Вот и липовая ложка нашла молодого Жихаря.